Веду я эти записки в Будапеште. За открытым окном стоит
прекрасный летний вечер. Приятно дует в лицо просачивающийся
в рабочую комнату и довольно прохладный для начала июля легкий
ветерок. Весеннее дыхание природы интимно пронизывает душу,
без того восприимчивую и оголенную. Не приступи я к этим запискам,
наверняка, застыл бы некоторое время лицом к лицу с румяной
небесной красой, остался бы с глазу на глаз с облаками. Величаво
же поистине творение Всевышнего! Как прекрасны нанесенные Им
же Самим краски! Слава Богу, Господу миров...
Вот уже более пяти месяцев пребываю в венгерской столице вдали
от родных и любимых. Хотя за это долгое время мне откровенно
не представилась возможность приобщиться к жизни столичного
люда, своеобразной европейской стихии этого города: Будапешт
после Баку и Алматы стал для меня третьей любовью. Каждый день
последних пяти месяцев, проведенный почти в полной изоляции
от внешнего мира в гостиничном номере, был прожит с Кораническими
аятами в беспрерывном 10-12 часовом рабочем режиме. Удалось
достичь совершенно новой версии перевода Корана на родном азербайджанском.
Одна пятая часть перевода до суры Трапеза (5-ая сура) была осуществлена
в Баку с перерывами в 2001-2007 г. Остальное было выполнено
здесь в Будапеште. И напоминающее как бы заказ судьбы и потому
приятное для меня обстоятельство заключается в том, что в конце
80-х и начале 90-х годов, когда я работал над первым вариантом
перевода Корана, аналогичная пропорция выполнения этой творческой
работы выпала на долю Баку и Алматы. С этим же связано вышеуказанное
воспоминание о замечательном казахстанском городе...
Что повлекло меня к новому переводу Корана в то время, как уже
имеется собственного сочинения перевод, опубликованный массовым
тиражом в 1989-1992 годах в журнале <Хазар> и вышедший
отдельной книгой в 100 тыс. экземпляров в 1993 г. на средства
производственно-коммерческого объединения <Гилан>? Уверен,
что предыдущий вариант перевода под названием <Священный
Коран: разъяснение на азербайджанском языке> не потерял еще
своей актуальности, он имеется и читается в десятках тысяч азербайджанских
семьях. Попутно отмечу, что кораническим переводам присуще неоднократное
прочтение, их постоянно изучают, рассматривают, перелистывают
и т.д.
За последние 15 лет в отношении первого перевода было высказано
очень много суждений. Бывало и ко мне лично часто обращались
для выяснения чего-либо в Коранических аятах. Звонят по телефону,
находят меня где-нибудь и спрашивают, с чем или какими обстоятельствами
может быть связана мудрость того или иного аята, пытаются выяснить,
почему в Коране изложено так, а религиозные деятели говорят
или поступают по иному. Такого рода вопросы задаются бесконечно,
и должен сказать, что интерес читателей в большей степени вызван
ни сколько моими статьями и интервью по новейшей исламской теологии,
а скорее читательскими умозаключениями, импульсивно производными
от Коранических внушений.
Выводы читателей в отношении схожих божественных постулатов,
как правило, отражают уровень их религиозности, кругозора, психологическое
состояние, помыслы, темперамент, возраст и др. Ты же в меру
своих знаний как переводчик Корана просто должен отвечать им,
потому что к тебе обращаются с доверием, тебя считают знающим,
и более того, обязанным делиться своими знаниями в силу своего
религиозного долга.
Любые коранические переводы обладают неким механизмом, который
приводит человеческое мышление в благотворное движение. Хорошие
переводы обладают также и тем свойством, что таковые способствуют
избавлению религиозного сознания от суеверности, фанатизма,
делают человеческий взор и мышление более восприимчивыми к осознанию
истинных божественных ценностей, и, следовательно, повышают
у верующих сопротивляемость к выдаваемым за религиозные представления
отсталым и вредным идеям.
Отношение к вышеуказанному кораническому переводу было, конечно,
неоднозначным. Например, некоторые религиозные деятели в мечетях
страны строго наставляли верующих никак не обращаться к этому
сочинению, которое, по их мнению, было полностью пронизано ересью,
авторскими вымыслами и т.д. Я же со своей стороны не мог получить
ответы: о какой ереси шла речь, какие ошибки допущены в переводе
и что конкретно не нравилось им. Наконец, после, повидимому,
детального расследования книги начался такой пиар, что-де автор
при переводе 59-60-х аятов суры Йа-син сознательно
подверг сокращению слово <сатана> по причине служения
сатане. Несмотря на всю смехотворность обвинения, действительно
во время то ли компьютерного набора, то ли печати значительная
часть целого предложения была упущена.
Интересно, что это - несерьезное на первый взгляд обвинение,
пущенное в обращение религиозных дискуссий со стороны находящейся
под влиянием известного государства религиозной сети, приобрело
определенную массовость. Дело дошло до страниц печати и мне
пришлось не раз давать газетам объяснительные, так сказать,
интервью...
Несмотря на достаточную популярность указанного перевода, фактом
остается и то, что с течением времени я как автор критически
отнесся к своей же работе, не раз заявлял и писал об этом соответственно
в своих интервью, выступлениях, статьях, отмечал необходимость
создания новой версии коранического перевода в свете проведенных
мной научно-теологических исследований, создания той версии,
которая бы была более близкой к божественной природе священного
текста. В 2003-2004 г.г. я работал в Джорджтаунском Университете
США по гранту Фулбрайт, занимался проблемами адаптации мусульманских
народов в процессе глобализации. Ко мне по интернету обратилась
председатель Азербайджанского Центра, прекрасный наш писатель
Афаг Масуд, изъявившая о своем желании переиздать мою первую
версию перевода Корана. Естественно, по вышеуказанной же причине
я не смог принять благородной инициативы Афаг ханум.
Коран, как источник космически-божественной информации, следовательно
и продукт вневременного явления обладает неиссякаемым теологическим
потенциалом. Священный текст, сохраняя свою внутреннюю динамику,
обуславливает все новые и новые комментарии, поощряет теологическую
новизну, вдохновляющим образом влияет на людей с творческой
ориентацией, открывает широкий простор для морально-психологического
обогащения, развития мышления, повышения религиозной культуры
верующих и т.д. И потому, этот текст представляет собой нечто
нестареющее и как бы вечно живое Писание. Оригинал этого Писания
стоит намного выше изживших свое время комментариев, которые
в целом обрекают человеческий разум на статичное восприятие
традиционных религиозных догм и суеверных представлений, заслоняет
его возможности пользоваться интеллектуальными благами божественного
света. Одно из обстоятельств, заставившее меня приступить к
написанию новой версии коранического перевода на родном азербайджанском,
связано с тем, что первый перевод был осуществлен под влиянием
такого рода известных комментариев.
Поскольку Коран есть слово Божье, этот священный текст обладает
также чудесными языковыми свойствами. Среди последних первое,
с чем сталкивается глубоко владеющий языком оригинала наблюдательный
переводчик - это строение слов, обеспечивающее их красноречие
и чудотворность. К иным же можно отнести то, что одни и те же
слова и выражения в зависимости от контекста выдают разные значения,
звуковые аллитерации создают определенный эмоциональный фон,
повтор схожих по значению аятов в разных сурах захватывающе
действует на восприятие божественных истин, рифмующиеся окончания
аятов в некоторых сурах усиливают божественные внушения и т.д.
И естественно, все это теряется при переводе священного текста
на другие языки. Переводы объективно не могут претендовать на
всеобъемлющий охват всех лингвистических прелестей языка оригинала,
и тем более божественных истин, которые по Божьей воле раскрываются
с течением времени. Поэтому, термин <перевод> применительно
к Корану является условным, звучание священного текста на нерабских
языках в целом принято назвать <раскрытие, разъяснение>
и т.п.
Это и обусловило то, что переводчики, ссылающиеся на те или
иные известные исторические комментарии к Корану при переводе
священного текста, считают себя застрахованными от ответственности
за передачу чудотворных лингвистических свойств оригинала на
язык перевода. В результате появились переводы, большинство
из которых можно условно подразделить на разъяснительные и дословные.
Первые характеризуются тем, что в них в скобках или без скобок
присутствует множество дополнительных разъяснений для обоснования
утвердившихся в традиционном мусульманском сознании представлений,
которые просто не имеются в тексте оригинала и легко оспариваемы
с позиции коранической логики. Главное языковое свойство таковых
сводится к тому, что в лучшем случае сохраняются правила литературного
языка, коранические аяты в переводе выражаются в основном газетно-статейным
языком. Что касается дословных переводов, то они трудночитаемы,
поскольку в некоторых случаях авторы сохраняют даже непривычное
для читателя грамматическое строение языка оригинала, и больше
пригодны для научно-академических исследований, хотя и объективно
могут претендовать на большую близость к оригиналу.
Вышеуказанный перевод Корана на азербайджанский язык впервые
в практике Коранических переводов был осуществлен в ином языковом
стиле. Речь идет о художественном переводе священного текста,
что в значительной степени обеспечило его читаемость и популярность.
Позднее к этому языковому стилю обратились В.Порохова в России,
и в некоторой степени Й.Озтюрк в Турции. Совсем недавно таким
же образом перевел Коран на латышский язык поэт-востоковед Улдис
Берзинс.
Но вместе с тем художественные версии переводов вне зависимости
от того, насколько талантливо они выполнены, все же не могут
претендовать на языковые прелести оригинала. Однако фактом остается
и то, что именно художественные переводы, выполненные с соблюдением
даже традиционно известных Коранических истин, более читаемы
и популярны...
Несколько слов и о новом переводе. Главная лингвистическая новизна,
которую я попытался внести в этот новый труд, состоит в том,
что в этот раз я поставил своей целью добиться синтеза художественного
и дословного стилей. Это очень сложный и тяжелый творческий
труд. Наряду со стремлением обеспечить доступную читаемость
перевода, передо мной встала задача передать аяты на азербайджанском
языке таким образом, чтобы читатель не сталкивался с субъективной
позицией автора, во многих случаях самолично и в пределах своего
кругозора определял умозаключения из божественной информации,
получал возможность развивать мышление и совершенствовать веру,
и чтобы авторский труд пригодился ему как голая и читаемая информация.
Дополнительно отмечу, что при этом обеспечивается также и принцип
непосредственности во взаимоотношениях Богчеловек, этот самый
главный принцип монотеизма.
Коранический текст неизменен. Неизменность текста гарантируется
волей Всевышнего. В 9-ом аяте 15-ой суры Корана
Господь наш велит: <Поистине, Мы ниспослали напоминание,
Мы же его храним>. Слово <напоминание> в данном случае
перевод слова <зикр>, под которым в аяте подразумевается
Коран. Чудо божественного слова проявляется в том, что при неизменности
коранического текста высказанные в аятах идеи не статичны, дают
импульсы разного рода новым толкованиям. Так, например, дословный
перевод 19-го аята 84-ой суры высказывает такое
предвидение: <Вы непременно будете пересаживаться из одной
тарелки в другую>, или <Вы непременно будете пересаживаться
из одного слоя в другой>. В традиционных переводах, в том
числе в моем первом труде это выражение дается как <Вы непременно
будете переходить из одного состояния в другое> и в некоторых
случаях в скобках дается дополнительное объяснение о том, что-де
<Вы будете умерщвлены и воскрешены>. Хотя как видно, дословный
перевод в данном случае более приемлем в настоящее время так,
как обладает расширяющим научную фантазию содержанием, которое
определяется безо всяких посторонних объяснений и дополнений
самим оригиналом. Более того, данное содержание аята логически
дополняется тем, что указанное выражение звучит на фоне клятв
небесным телам. В новом варианте перевода имеется много подобных
примеров.
Есть некоторые религиозные понятия, которые в силу самых различных
исторических и политических причин сформировались вопреки действительной
информационной нагрузке слов, через которые они находят свое
выражение. Эти понятия продолжают циркулировать в религиозно-политических
кругах в искаженном содержании и в традиционном мусульманском
сознании сохраняют свою действенность. В качестве одного из
примеров приведем понятие <джихад>. В толковом словаре
азербайджанского языка это дается как <священная религиозная
война> в то время, как в глагольном варианте это означает
<стараться, трудиться, стремиться, делать попытку>, и
по сути, не имеет отношение к войне. Слово <воевать> в
Коране выражается посредством глагола, образованного от корней
<га-та-ля>. Историческое искажение не обошло также всем
известное понятие <хиджаб>, которое понимается в основном
как женское головное покрывало. Хотя в Коране слово <хиджаб>
имеет совершенно иное смысловое предназначение. Такое, например:
<Только посредством откровения или из-за завесы (<хиджаб>а
в оригинале) говорит Бог с человеком> (42, 51).
Для обоснования же обязательности ношения мусульманками головного
покрывала религиозные деятели традиционно ссылаются на аят,
где слово <химяр> понимается как указанный атрибут женского
одеяния. Данное слово просто означает <покрывало, покрытие>.
Аят же в дословном переводе звучит так: <Пусть они (женщины)
набрасывают свои покрывала на разрезы на груди> (24,
31). Иными словами, речь при этом идет о грудной части
тела, а не волосах на голове. В новой версии перевода такого
рода понятия представляются читателю соответственно смысловой
нагрузке слов, что думается, будет способствовать удалению искаженных
представлений из традиционного мусульманского сознания.
Таким образом, теологические свойства нового перевода во многом
определяет то, что за основу берутся абсолютно этимологические
и активные современные словарные значения арабских слов. Конечно,
это не обусловлено субъективной позицией автора, поскольку реализуется
требованием логики самого коранического текста. В суре Воскресение
Господь наш, обращаясь к пророку, явно велит, что задача раскрытия
аятов по истечении времени лежит на Нем (75, 19).
По видимому, это и обеспечивает динамичность коранического текста
как божественную гарантию новых неизбежных толкований в разные
исторические времена. От нас же самих зависит то, насколько
наша религиозность восприимчива к этой божественной щедрости.
Горько заметить, что прелести родного азербайджанского языка
все еще остаются невостребованными в религиозной сфере. Словесный
религиозный оборот изобилует архаичными словами арабо-персидской
смеси, непонятными для простых верующих. Наши религиозные чины
щедро используют такие слова и вряд ли заботятся при этом о
настоящем религиозном просвещении народа. Еще в начале прошлого
столетия видные азербайджанские поэты, писатели, просветители
в своих творческих трудах резко изобличали маклеров-посредников
от <религии>, чья речь изобиловала недоступными для народа
арабоперсидскими словами. Достаточно вспомнить пьесу Джалила
Мамедкулизаде <Мертвые>, где проходит поучительный в этом
плане известный эпизод. Шейх Насрулла, издевавшийся над суеверными
религиозными чувствами простаков, как-то оказывается в неловком
положении. Его сообщник, пытаясь помочь другу, говорит: <О
шейх, ты скажи все это по-арабски>. Поучительны также язвительные
строки
М.А.Сабира: <О ты, священник, открой рот, закрой глаза и
спой молитву, не вдавайся в ее значение...>
В новом переводе традиционные религиозные термины азербайджанизируются
- арабское слово <кеффаре> в значении искупления вины
вместо традиционного <кеффаре> дается как <суч йуйуму>,
<фидья> в значении выкупа - <суч бахасы>, <ибадет>
в значении служения - <гуллуг> и т.п. Задача заключается
в расширении круга употребления азербайджанского языка и в религиозной
сфере. В рамках богатого семантического потенциала родного азербайджанского
в перевод священного текста привнесены некоторые словообразования.
Так, в Коране проходит выражение <Аллаху йухйи ва йумит>,
что по-русски означает <Бог оживляет и умерщвляет>. На
азербайджанский это выражение как правило переводится как "Аллах
хеят верир (дирилдир) ве олдюрур>. В новом переводе слово
<олдюрур> не употребляется, поскольку глагол <олдюрмек>
(<убивать>) имеет негативное смысловое содержание, противоречащее
понятию о безграничной милости Всевышнего. Слово <йумиту>
буквально означает <приводит в состояние смерти, в состояние
умершего> и т.п. Согласно семантической логике нашего родного
языка это выражение вместо <олдюрур> дается одним словом
<олюльдур>, идентичным по форме его же антониму <дирилдир>...
Наверное, когда-то обо всем этом придется писать более подробно.
Через неделю останутся позади полные творческих минут будапештские
дни. В приятном настроении вспоминаю прекрасного поэта, человека
большой души Вагифа Байатлы, заказавшего мне и опубликовавшего
в журнале <Хазар> мой первый перевод Корана. Лет 5-6 лет
назад он спросил, чем же я занимаюсь, над чем работаю. Я сказал,
что планирую работу над новой версией перевода. Затем, поинтересовавшись
моим возрастом, добавил: <Советую совершенствовать пока свой
английский, а как будет тебе пятьдесят лет, начнешь и эту работу>.
Откровенно говоря, в то время я не воспринял всерьез его слова,
но судьба сложилась так, что сбылось все точно, как сказал Вагиф.
В течение нескольких лет перевод никак не продвигался. А как
наступил юбилейный возраст, все, как говорится, пошло как по
маслу. Пусть читатель не сосчитает это за мою слабость к мистике.
Я глубоко убежден и верю, что Всевышний, как сказано в Коране,
<направляет кого хочет>, и что доводит до нас Свои послания
из уст, или пера, или же конкретных деяний окружающих нас людей.
Эти послания могут быть совершенно разного содержания. У арабов
есть такое изречение: <Интяхату-н-нубувва ва тастамирру-р-рисаля>,
то есть <пророчество исчерпано, но послание продолжается>.
Имеется в виду, что хотя после Мухаммеда больше не будет пророков
(что подтверждается и Кораном), божественные послания в той
или иной форме все же будут ниспосылаться. Потому, что Сам Всевышний
не является идолоподобным статическим существом. Потому, что
Бог велит о Себе в Коране: <Каждый день Он в деле>
(55, 29). Безусловно, ученые, люди творческой души,
прекрасной морали являются по
Божьей воле носителями Его посланий.
Бог ближе к человеку, чем его шейная артерия (50, 16).
И в зависимости от того, насколько мы тянемся к Нему, Он дает
нам чувствовать и видеть приметы Его присутствия и силы. Пусть
уважаемый читатель вновь не обвинит меня в пристрастии к мистике,
но не могу не описать и один случай. На короткое время, оторвавшись
от своей основной работы, я по интернету следил за спором между
сторонниками и оппонентами Исламской религии. Один из оппонентов
стараясь доказать, что Коран состоит из одной бессмыслицы, ссылался
на аяты о распределении наследственного имущества между членами
семьи и приводил при этом свои же арифметические расчеты.
Аргумент же сторонника ислама звучал весьма примитивно и сводился
к тому, что во времена пророка будто бы применялась иная, отличная
от нашей расчетная система. Я тоже взял ручку и стал вести расчеты
на основании заданных оппонентом цифр. Результат оказался таким
же. Я словно застыл в кресле. Мною овладело неприятное психологическое
расстройство, рассеять которое не помогло и то, что мимолетно
я провел через мозг известные мне цифровые чуда коранического
текста. И вдруг на экране компьютера образовались хаотичные
изображения. Приостановить этот хаос с помощью клавиатуры не
удалось. И тогда решил просто отключить компьютер. Он же никак
не отключался. Мне оставалось лишь помолиться, попросить у Бога
прощения. Позднее экран компьютера возобновился с прежними изображениями.
Заглянув в текст оригинала, я понял, что арифметические расчеты
были представлены оппонентом в отрыве от контекста других соответствующих
аятов. На смену расстройству пришел душевный покой. Что же это
было, если не одна из миллионных примет божественного существа
и могущества?
По завершении основной части работы над будапештской версией
перевода я то и дело выходил на <прогулку> по интернету.
В июне на одном из религиозных сайтов нашей страны, а конкретно
на форуме www.azerimuslims.com обнаружил неприятное обвинение
в мой адрес. Так, читатель спрашивает как отнестись к идее некоторых
ученых о том, что необходимо довольствоваться только Кораном
и нет нужды в использовании хадисов. Ведущий форума отвечает:
<Да, таковых много. Они больше распространены в Турции. В
Азербайджане к таковым относится Нариман Гасымоглу. Они не признают
ни намаз, ни закят. Такие люди в основном являются оружием внешних
врагов>. Однажды из уст наших местных политизированных <исламистов>
на одном из общественных мероприятий в Баку и вслух было мне
объявлено обвинение во вражде к Исламу. Более того, не раз приходилось
терпеть угрозы физической расправы за свои взгляды. Теперь же,
думаю, вот молодцы, не оставляют меня в покое и в Будапеште.
Портит настроение и полученное в канун Новруз-байрамы по интернету
письмо из Баку. Письмо начинается со слов <Неуважаемый Нариман!..>,
дальше следуют оскорбительные выпады.
В этот раз сталкиваюсь с весьма неожиданным обвинением со стороны
<тюркиста-националиста>. Автор письма, мягко говоря, упрекает
меня в излишней религиозности, во вражде к тюркизму за мое исследование
<Религиозность Деде-Коркута>. И пишет: <Какое ты право
имеешь обозначить историю нашего национального эпоса в 1300
лет в то время, как он имеет более давнюю историю?!> Дальше
грозится, что если я так буду продолжать писать, то плохо кончу...
Из числа неприятных посланий из Баку на электронную почту поступил
и перевод одного из саудовских фетв, полного ненавистнических
выпадов в адрес христианства и иудаизма. С такого рода посланиями
из Баку в моей электронной почте мирно уживаются письма из Вашингтона,
Ливерпуля, Брюсселя, Мадрида. Последние совершенно иного содержания.
Учитывая их общественную значимость, хочу остановиться на одном,
а именно переписке с неким Джеймсом Джонсом. Он популярный в
Англии христианский теолог, занимает должность епископа города
Ливерпуль. Кстати, в этом году Ливерпуль отмечает 800-летний
юбилей, а в 2008-ом г. наряду с норвежским городом Стравангер
будет носить титул <столицы европейской культуры>. Город,
носящий в течение года сей титул, учрежденный Евросоюзом, своими
культурными мероприятиями, событиями получает возможность быть
в центре внимания мировой культурной общественности. Популярность
Джеймса и симпатия к этой личности в мировых религиозных кругах
связана прежде всего с его письменными трудами и практической
деятельностью в области экотеологии (это - новая теологическая
дисциплина, призванная отстаивать защиту нашей планеты от угрожающего
нам процесса глобального потепления и других катаклизмов, подчинять
теологический потенциал религий задачам охраны окружающей среды).
Познакомился я с ним в прошлом году в Бразилии, где мы оба принимали
участие в работе международного симпозиума на Амазоне, организованного
международной инициативной группой Религия, Наука и Окружающая
Среда под патронажем православного Экуменического лидера Бартоломея
1-го и Генерального Секретаря ООН Кофи Анана.
Буквально перед отправлением в Будапешт получил я от него такое
письмо: <Дорогой Нариман, очень часто вспоминаю наш разговор
во время симпозиума Религия, Наука и Окружающая Среда на Амазоне.
Недавно встретился с г-ном Девидом Милибандом, он государственный
секретарь в правительстве Великобритании по вопросам окружающей
среды. Во время разговора, пользуясь представленной возможностью,
я показал ему текст твоего доклада <Этика обращения с окружающей
средой в свете коранических аятов>. Он проявил огромный интерес
к твоей работе. Думаю, он сошлется на твой доклад в материалах
собственного сайта. Просто посчитал своим долгом сообщить тебе
об этом. Твой доклад произвел на меня большое впечатление: коранические
аяты, указывающие на божественную принадлежность земного шара,
совпадение библейской и коранической позиций в отношении окружающей
среды. Очень надеюсь на продолжение наших связей. Помню, какие
трудности выпали на твою долю при возвращении из Бразилии, очень
рад, что все обошлось. Долго-долго молился за тебя. Если когда-нибудь
судьба забросит тебя в Лондон, будь любезен поставить меня в
известность, очень хотелось бы пообщаться с тобой и за обеденным
столом. Джеймс>. Далее моя переписка с ним продолжалась из
Венгрии. На мой Будапештский адрес он выслал новоизданную книгу
<Иисус и земной шар>. Помимо того, что эта книга представляет
собой глубокое теологическое исследование, она рассчитана на
широкую публику и написана довольно популярным языком. Известно,
что Иисус Христос воспринимается в христианстве как божественное
существо в образе Бога-Сына. Тем не менее, в новом завете личность
Иисуса Христа во многих местах преподносится как Человеческий
Сын. Такое определение в отношении Иисуса Христа вполне созвучно
кораническому тексту и коранической логике. Свое исследование
Джеймс в целом строит на этом определении Человеческого Сына
и вескими научными аргументами старается направить теологический
потенциал нового завета на то, чтобы в религиозном сознании,
воспитании и культуре христиан произошли сдвиги в пользу экологических
приоритетов, связанных с охраной нашей планеты. Одним из заключений
в отношении Иисуса Христа, к которым приходит Джеймс и его единомышленники
является то, что Иисус Христос в плоскости божественного создания
дублирует первого человека на земле Адама. Интересно заметить,
что подобное заключение, явившееся результатом логических исследований
христианских теологов, словесно подтверждается одним из коранических
аятов, где говорится: <Иисус при Боге подобен Адаму...>
(3, 59). Свои заметки относительно книги я,
подкрепив кораническими высказываниями, отправил автору. Джеймс,
в ответ поблагодарив, выслал мне текст доклада, с которым он
недавно выступил в Америке и попросил высказать свое отношение
к его мыслям. В докладе вопросы о религии и политике в США,
истории евангелистского движения рассматриваются в контексте
политических, исторических и религиозных проблем формирования
экологических взглядов верующих христиан, подчеркивается необходимость
базирования современной теологии на экологических приоритетах,
заостряется внимание на соответствующее заявление Ватикана,
проведенную им конференцию по вопросам глобального потепления
и т.д. В своем труде Джеймс касается также экологического потенциала
исламской религии. И критикуя теологов, безразличных к задачам
спасения планеты, проповедующих отсталые и потерявшие свой динамизм
догмы, отмечает: <Если таковые в христианстве и исламе завоюют
господствующее положение, и пользуясь этим смогут подчинить
исторические культуры основанным на теологических убеждениях
политическим воззрениям, то все мы останемся лицом к лицу с
эсхатологическими (конец мира) сценариями в самых неожиданных
пропорциях и масштабах. И не требуется особой фантазии понять,
что же нас может ожидать в ближайшее время, если мир окажется
в плену конфронтации между политическими идеологиями, базирующимися
на двух этих религиях, которые и без того предвещают апокалиптическое
будущее нашей планеты...". Как видно, эти мысли автора
высказаны в упрек тем, кто использует религию в текущих политических
интересах во вред судеб человечества. Целиком и полностью, как
говорится, поддерживаю Джеймса...
Завершаю эти записки буквально перед отъездом в Баку. Не совсем
уж радостно расставаться с аурой, созданной в рабочем кабинете
от шестимесячного соприкосновения с кораническими аятами, от
работы над новым переводом Корана...
P.S. Считаю, что и эти заметки представляют мне удобный
повод выразить свою глубокую благодарность тем, кто взял на
себя организацию и финансирование моей творческой командировки
в
Венгрию. Моими доброжелателями в первую очередь оказались Американский
фонд спасения ученых, директор фонда Роберт Квин, сотрудница
фонда Сара Вилкокс, которая длительное время вела со мной переписку,
бывшая сотрудница фонда Карла Стюарт. К ним впоследствии подключились
временно принявший меня в свой коллектив и создавший для меня
в Будапеште хорошую рабочую обстановку в уютном гостиничном
номере Центральный Европейский Университет (ЦЕУ), мой координатор
Анико Кельнер, директор программы религиозных исследований при
Департаменте истории ЦЕУ - профессор Надия Аль-Багдади. Последняя
также обеспечила мое участие в работе двух международных научных
конференций по исламоведческим исследованиям, организовала в
университете мою открытую лекцию <Коран на неарабских языках:
лингвистические и теологические проблемы>.
